Исполнено есть земля дивности. Как на море, на Окияне, на острове на Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья, воздухом и аэром. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную его голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в его ум и разум, в волю и хотение, в его тело белое и во всю кровь горячую, и во все его кости, и во все составы: в 70 составов, полусоставов и подсоставов. И во все его жилы: в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы он тосковал по мне, горевал, плакал бы и рыдал по всякий день, по всякий час, по всякое время, нигде б пробыть не мог, как рыба без воды. Кидался бы, бросался бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья — с трепетом, тужением, плачем и рыданием, зело спешно шел бы и бежал, и пробыть без меня ни единой минуты не мог. Думал бы обо мне не задумал, спал бы не заспал, ел бы не заел, пил бы не запил, и не боялся бы ничего; чтоб я ему казалась милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, милее всех и даже сна своего, по всякое время: на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, и укрепляется, и замыкается. И ничем, ни аэром, ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается».
Встану я при свете месяца ясного, до восхода солнышка красного, в чистом поле на запад хребтом, на восток лицом, позрю-посмотрю на ясное небо. Как со ясна неба летит огненная стрела, той стреле помолюсь-покорюсь и спрошу ее:
— Куда полетела, огненная стрела?
— В темные леса, во болота зыбучие, во сырое коренье.
— О ты, огненная стрела! Воротись и полетай, куда я тебя пошлю. Есть на святой Руси красна девица Василиса. Полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала-горевала по мне весь день — при солнце, на утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на избылых днях, отныне и до веку!»
Вера в присуху, любовный приворот, приворотные зелья живет и по сей день. Знатоки усердно занимаются приворотами и отворотами любящих и охладевших сердец. В таких делах для умеющих людей еще много простора, как бы ни назывались они: ведьмами или ворожеями, гадалками или знахарками, бабками или шептуньями, магами или экстрасенсами.
Например, любит мужик чужую бабу. Жена просит совета у знахарки.
— Посмотри на двор, где петухи дерутся, — советует та, — возьми на том месте земельки горсточку и посыпь ее на постель твоей разлучницы. Станет она с мужем твоим вздорить — и опять полюбит он тебя.
Для присухи девиц советуют вынашивать под левой мышкой в течение нескольких дней баранки или пряники и яблоки, конечно, прежде всего снабженные наговорами, в которых и заключена главнейшая, тайно действующая сила.
Только знающие и избранные ворожеи болтают не на ветер заговорные слова, а закладывают в наговоренные вещи именно то, что потом будет врачевать, успокаивать и утешать по желанию. Точно самым целебным зельем наполняется наболевшее сердце, когда слышат уши о пожелании, чтобы тоска, давившая до сих пор, уходила прочь «ни в пенье, ни в коренье, ни в грязи топучи, ни в ключи кипучи», а именно в того человека, который оскорбил, разлюбил или обманул обещаниями и т. п.
Для влюбленных ворожеи знают такие слова, что, кажется, лучше и слаще их и придумать никому нельзя. Они посылают присуху «в ретивые сердца, в тело белое, в печень черную, в грудь горячую, в голову буйную, в серединную жилу, и во все 70 жил, и во все 70 суставов, в самую любовную кость. Пусть эта самая присуха зажгла бы ретивое сердце и вскипятила горячую кровь, да так, чтобы нельзя было ни в питье ее запить, ни в еде заесть, сном не заспать, водой не смывать, гульбой не загулять, слезами не заплакать».
Только исходя из уст гадалки, слова эти имеют силу «печатать» чужое сердце и запирать его на замок, но и то лишь в том случае, когда при этом имеются в руках: наговоренные коренья, волосы любимого человека, клочок его одежды... Всякому обещанию люди простодушные верят и всякое приказание исполняют: подкладывают молодым ребятам голик под сани, если желают, чтобы кто-нибудь из них в текущем году не женился, сжигают его волосы, чтобы он целый год ходил как потерянный. Если же выпачкать ему поддевку или шубу бараньей кровью, то и вовсе его никто любить не будет.
Но самое действенное средство в любовных делах — это таинственный талисман, который добывали из черной кошки или из лягушек.
Из первой, разваренной до последней степени, вытаскивали косточку-невидимку, делающую человека, который ею владеет, невидимкой. Косточка равносильна сапогам-скороходам, ковру-самолету, суме-хлебосолке и шапке-невидимке.
Из лягушки доставали две «косточки-счаст-ливки», с одинаковым успехом служащие как для приворотов, так и отворотов, возбуждающих любовь или вызывающих отвращение.
Об этих кошачьих и лягушачьих косточках отзываются и в сказках с полною верою в их чародейство.
Наши предки были убеждены: весьма хорошо действуют приворотные зелья, приготовленные из чародейных трав. Например, барвинок, высушенный на полуденном солнце вместе с железняком и превращенный в мелкий порошок, соединяет любовью мужчин и женщин, только нужно смешать его с пищей или питьем. Действенная также улика-трава. В старых травниках о ней пишется вот что: «Сама она красно-вишневая, глава у нее кувшинцами, а расцветет она — как желтый шелк, а листье лапками. Когда разлучат мужа с женою, и если муж жены не любит или жена мужа, то ее надобно иссечи мелко, давать в питии и говорить: «Как ты, трава, приклонила главу свою в землю, так бы приклонили они меж себя главы свои всею душою и ретивым сердцем, думою и мыслью хоть бы до веку, до гробовой доски».