Жила на селе одна молодая женщина по имени Марьяна и вдруг ни с того ни с сего начала выкликать. Сделалась будто бесом одержимая! Как пойдет с мужем в церковь, так ее и бьет, и корежит. При звуках херувимской песни упадет, землю грызет, беснуется, ругань непристойную изрыгая. Дома тоскует, волнуется, а в Рождество и Пасху вовсе места себе не находит. Или начнет бить ее икота — едва баба не задохнется! УЖ и руки на себя наложить пыталась: так бесы мучат. Священник брался отчитывать ее молитвами Святому Духу, а толку нет. А ведь раньше молодка была — на загляденье, и хозяйка лучше других. Что же с ней сделалось? Не испортили, часом?
Пошел Марьянкин муж Василий к колдуну деревенскому: не поправишь ли бабу ? Нет, говорит, не могу. Не в моих это силах.
Тогда Василий поехал в соседнее село — большое, богатое, и отыскал тамошнего колдуна. Тот, старик глубокий, говорит:
— Видимо, и впрямь испортили жену твою. Для начала надобно мне знать, кто сие содеял, а там поглядим, удастся ли ее излечить. Я к тебе в дом приду под видом нищего странника, а ты смотри, никому о нашем уговоре не болтай, а если в дом придет кто просить чего-нибудь — хоть соли щепотку! — ничего и никому не давай.
Вернулся Василий малость повеселевший, и едва во двор вошел, как идет следом их деревенский колдун:
— Соседушка, не разживусь ли я у тебя мучицею? Сам знаешь, живу бобылем, хозяйство без пригляду, вот весь припас и вышел.
Вспомнил Василий совет и отшутился:
— Христос с тобой, сосед, да я знать не знаю, где баба мучной припас держит, не мужицкое это дело, а жена моя не в себе. УЖ прости, спроси у кого другого той муки. — И осторожненько выпроводил гостя, как тот ни нудил и ни пытался задержаться.
Через два дня под вечер постучался в ворота калика перехожий. Василий его впустил, двери за ним запер, окна ставнями закрыл, а детей в дальней комнате запер, чтоб не мешались. Странник велел Василию принести из конюшни хомут, надел его на Марьянку — та стала столбом и обмерла, — а потом грозным голосом спрашивает:
— Клика-кликуша, икотница, а ну, скажи мне, силе громовой, кто твой отец? Молодайка задрожала вся и говорит гнусавым, не своим голосишком:
— Селиван...
— Как Селиван? — изумился Василий. — Отродясь ты Никитична по отчеству была. Неужто забыла?
— Нет ли у вас в деревне Селивана? — спрашивает гость.
— Как не быть? Есть. Сосед это наш, тот самый колдун, который не смог Марьянку отчитать.
— Ах, не смог? — усмехнулся гость. — Ну, где ему! Ведь ежели он отчитает ту порчу, которую сам на бабу наслал, сам и помрет.
— Как так — сам наслал?
— А это тебе жена потом расскажет, когда я ее отговорю.
И вот начал он Марьянку врачевать, беса клику из нее изгонять. Василию слушать заклинания велено не было, он уши воском запечатал, а смотреть колдун позволил.
И вот увидал мужик, как по телу жены вдруг прошла страшная судорога, потом большой палец на правой руке раздулся — и оттуда выскочила большая бесхвостая крыса, которая немедленно шмыгнула в подполье.
Это и был сам нечистый дух!
Марьяна тут же упала без памяти, а когда очнулась, рассказала, что сосед Селиван не раз и не два приставал к ней, пытаясь склонить на блудный грех, а когда она пригрозила рассказать мужу о Селивановых обольщеньях, отвязался, но, видать, разозлился и решил ее испортить.
Раз на свадьбе у Марьяниной двоюродной сестры поднес он молодке стакан с квасом, и почудилось ей, будто она какую-то букашку в том квасе проглотила. С того все и началось, потому что был то не жучок, а напущенный бес клика.
— Про меня известно, что я кликуш врачую, вот Селиван и встревожился, — пояснил гость. — Если бы ты, Василий, дал ему хоть что-то из своих рук — муки, хлеба, хоть лучинку, — нипочем бы мне не отчитать твою жену. А теперь увидите, что с ним, злодеем, станется. Ведь нечистому духу, коего он Марьяне подселил, новое заделье понадобится.
Расплатился Василий с колдуном, проводил его с честью — и стали они с женой жить лучше прежнего. Марьяна больше не выкликала, а вот Селивану и впрямь лихо пришлось. Для начала Василий его измордовал кулачищами, он ведь был мужик крепкий. И пригрозил, что убьет, греха не побоится, если испортит Селиван еще кого-нибудь. Долго колдун ходил с синячищами, а потом начал жаловаться, что одолели его какие-то бесхвостые крысы, развелось их-де в избе бессчетно, только вот странность: незримы они были никому, кроме самого Селивана.
А в один день он пропал бесследно: либо сбежал, либо растерзали его нечистые. И поделом — пострадал он за свое злодейство.
По народным поверьям, колдуны и колдуны! напускают на людей и домашний скот порчу, то есть томят, сушат, изнуряют болезненными припадками. Кликуши — это женщины, страдающие падучею или другими тяжкими болезнями.
Слово «кликать» значит не только кричать, издавать бессвязные вопли, но и заклинать, предсказывать, поэтому кое-где кликуши слыли предсказательницами, они даже умели выявлять тайных преступников. Например, если нужно было узнать имя вора, убийцы или поджигателя, из мести подпустившего соседу «красного петуха», кликуша сознательно пробуждала в себе темные силы. Она снимала с божницы икону, с себя — крест и, бросив все это на землю, начинала пророчествовать. Конечно, дело это приходилось по нраву жившему в ней бесу, и он подсказывал ей имя злоумышленника. Но и сама кликуша брала таким образом большой грех на душу.
Вера в пророчества кликуш доходила в старину до такой степени, что не только люди простые, но и облеченные властью верили каждому их слову и даже строили на этом официальные обвинения, не задумываясь о том, что бабы нарочно выкликивают имена злодеев и чародеев, желая кому-то отомстить, притворяются порчеными, желая опорочить своих недругов.
В исторических документах можно прочесть о том, что «Стоглавый собор просил царя, чтобы он повелел жителям гонять от себя лукавых пророков и пророчиц, которые являлись тогда во множестве. То были преимущественно старые девки: они бегали босые, с распущенными волосами, тряслись, падали, коверкались и таким образом предсказывали будущее и возвещали, как сивиллы, народу разные заповеди вроде следующих: «Бабы, не прядите и печей не топите по средам и по пятницам: святые апостолы и святая Пятница нам являлись и не велели...»
Появление кликуш в городах было истинным наказанием для всего общества; их указания часто принимались судом за истину. По одному клику беснующейся женщины брали обвиняемого ею человека и подвергали пыткам» .
Петр I своим указом от 1715 г. повелел тщательно проверять кликуш, в самом ли деле они больны.
Но, конечно, в большинстве случаев это было злое колдовство. И если несчастную не удается расколдовать, то бес исходит из нее вместе с ее последним вздохом.
Дочь одной кликуши рассказывала, что перед смертью у матери началась черная рвота, а потом изо рта выскочил черный лохматый червячок в палец толщиной и в четыре вершка длиной. Едва он успел скрыться под печкой, как матушка скончалась.